Осень 1881 г. В один из октябрьских дней из здания Александровского вокзала, в числе других приехавших в Москву, вышел на площадь юноша 20 лет. Одет он был по-городскому, в руках держал небольшой сундучок, в кармане же у него был один рубль! Куда направиться, как зацепиться за жизнь в этом огромном городе?

Пока юный искатель счастья стоит в раздумье на площади повествуем, кто он, откуда приехал.

19-го февраля 1861 г. в семье крепостных Романа Григорьевича Брайцева и его жены Евдокии Фоминичны села Забелышино, Климовичского уезда Могилёвской губернии родился первенец, которого окрестили и назвали Яковом.

Он рос уже свободным человеком. То была пора, когда пореформен¬ная Россия вступала на капиталистический путь развития. Вчерашний крепостной Роман Григорьевич Брайцев понял необходи¬мость дать сыну хотя бы небольшое образование. По окончании сельской школы Яков поступает в двухгодичное уездное училище и выходит из него грамотным человеком. Отец радуется, что сын становится помощником писаря волостного правления в родном селе. Но сын тяготиться: он видит много крестьянских тяжб, судебную волокиту, обиды крестьян от помещиков. Случай дает ему возможность уехать из села вопреки воле крутого отца.

Из г. Тростянца приехал за рабочей силой приказчик владельца сахарных заводов помещика Терещенко. Познакомившись с Яковом Брайцевым приказчик изумился:

- «Такой грамотный и толковый парень, а сидит в этакой глухомани?!" - Едем со мной, - будешь у нас конторщиком". Как ни бушевал отец, но сын уехал.

Через два года Яков возвратился в село на призыв, но как старший в семье был освобожден от воинской повинности. Отец не ругался, а хвалился сыном. Опять возмечтал он видеть сына уже волостным писарем. Но Яков уклонился от такой участи. Он возмечтал стать писателем! Для осуществления своего замысла он задумал смелый план - ехать в Москву! Туда где живет Лев Толстой, в центр русской культуры, где библиотеки полны книгами писателей всех времен и народов.

Наступил день отъезда. Двоюродный брат отца, дядя Степан, запряг лошадь.

Роман Григорьевич хвативши хмельного разбушевался не на шутку:

- Не пущу! И всё тут! - кричал он, размахивая руками. Матушка Евдокия Фоминична утирала передником слезы, крестила Якова. Вокруг суетились младшие братишки: Иван, Василий, сестренки: Васса, Мария, в избе в люльке плакала маленькая Анна. Односельчане в серых свитках, лаптях толпились во дворе.

Иван Романович Брайцев с женой Натальей Дмитриевной. Москва. 1900 г.

- Яков! Послухай батьку!

- Гляди сколько ему растить, а он один!?

Увещевали неслуха - сына старики.

Но вот открылись загородные ворота и телега выехала по межпо¬лосной дороге в направлении города Климовичи. Теперь, через 80 лет, брат Якова Романовича, известный Мос¬ковский хирург Василий Романович Брайцев, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки, действительный член академии медицинских наук, вспоминает:

- «Как сейчас вижу удаляющуюся в гору телегу, сундучек и сидящего Якова…»

Итак, он в Москве, Рубикон перейден!

Перед ним триумфальная арка, на Тверской поток людей, экипажей, блестят витрины магазинов. Опомнившись, он медленно пошел по Тверской к центру города. Была вторая половина дня.

Василий Романович Брайцев. Москва. 1960 г.

Среди беспрерывно движущихся пешеходов мелькали синие куртки студентов. Случилось так, что двое студентов юристов последнего курса обратили внимание на глазеющего юношу из провинции. Последний, сняв фуражку, обратился к ним с вопросом, куда бы пойти переночевать.

- А откуда и затем ты приехал в Москву? - спросил один из них.

Услышав, что молодой человек приехал с целью пополнить своё образование и устроиться работать, студенты недоуменно покачали головами:

- Пропадешь ты здесь! - безнадежно пахнул один из них рукой. Другой спросил: - «Что же ты умеешь делать?»

- Я умею писать - ответил юноша. Это вызвало улыбку и вопрос:

- "Хорошо ли ты пишешь?"

Вместо ответа приезжий показал им свою записную книжку. Почерк у него был на редкость развитой, совершенно правильный, без помарок. Писал он без ошибок, записи касались литературных произведений с попыткой их критического разбора.

- Ого! да ты, брат, пишешь великолепно! - удивились студенты.

- Наш присяжный как раз нуждается в таком переписчике судебных бумаг, идём с нами!

На следующий день он уже переписывал судебные дела у присяжного поверенного. Контора его находилась на углу Воздвиженки и Манежной, рядом была Румянцевская библиотека. Всё свободное время Яков Брайцев проводил в библиотеке, два года протекли в напряженном труде, но какой огромный запас знаний приобрел он за это время! Он часто посещал театры. На сцене Малого театра он увидел М.Н. Ермолову, Садовских, со сцены Большого театра слушал П.А.Хохлова. Не раз бывал он у Льва Николаевича Толстого в его доме, на Девичьем поле.

Он упорно шел к намеченной цели!

У присяжного он постиг тайны судебных дел, на практике познал законы и юридические науки.

Когда в 1883 г. он приехал на короткое время в родное село, трудно было узнать в этом созревшем молодом человеке прежнего робкого паренька!

Вернулся в Москву Яков Брайцев с молодою женой Прасковьей Сергеевной, урожденной Килесовой из г. Быхова Могилевской губернии. В кармане у него было рекомендательное письмо от Гзовского, местного помещика, к известному цветоводу Ф. Ф. Ноеву. Последний принял его в свою контору счетоводом. Молодые поселились на Воробьевых горах в даче Ноева.

Не прошло и двух лет как молодой счетовод становится старшим бухгалтером. Не прерывает он и литературный труд. В 1899 г. выходит в свет его первая повесть "Богачи" о простонародной белорусской жизни, отпечатанная в типографии Н. П. Кушнерева на Пименовской улице.

В дальнейшем пишет он и другие произведения на сюжеты из жизни белорусских крестьян. Мечты его сбылись, - он становится одним из первых писателей Белоруссии второй половины 19-го века. К этому времени подросли его братья Иван и Василий. При поддержке на первых порах старшего брата они оба в будущем стали известными учёными.

Впервые увидел я этого человека в пору моего отрочества, совпавшего с годами столыпинской аграрной реформы

Местным властям не удалось склонить крестьян нашей деревни разбиться на хутора. Как не уговаривал мужичков земский начальник, как не расписывал он им прелести хуторской системы, хотимчане не сдавались. Два дня с утра до поздней ночи шумела сходка в Сенчонковой избе и наконец, стороны пошли на компромисс: разбить деревню на шесть посёлков. Только пять дворов пожелали выйти на отруба.

Каморник нарезал на окраинах поля хутора, раскроил остальную надельную землю на шесть кусков, нанёс границы в плане и уехал - заканчивайте, дескать, мужички сами своё землеустройство.

Это было осенью 1910 года. А в следующую весну, едва растаял снег на полях, сельчане приступили к нарезке полос в яровом клине.

Я и мои сверстники, выгонявшие скотину на весенний подножный корм, несколько дней подряд были невольными свидетелями буйных сцен, разыгрывавшихся под трели жаворонков на еще не просохшем поле. По своему качеству хотимчанская земля была неоднородна и хозяевам никак не удавалось совместить полоски всех дворов в одинаковый по своему плодородию участок. Трудности этой делёжки усугублялись ещё и тем, что по количеству надельной земли двор на двор не походил: у одних было по наделу, у других надел с четвертью, у третьих - полтора, у одного в наделе было шесть десятин, у другого на десятину меньше. Попробуй, разберись, сколько кому отмеривать. Не было в посёлке такого грамотея, который бы решил эту задачу, а главное, кому бы все поверили. Густая ругань стояла в воздухе, нередко переходившая во взаимное прикладывание рук.

Но в одно прекрасное утро, как говорится в новеллах, картина резко изменилась. Хозяева мирно шли вдоль поля, один из них отмеривал саженкой землю, другие, когда он останавливался, вбивали в землю колышки и вырывали лопатой ямки. И только один новый человек появился в толпе крестьян. В тяжёлых сапогах, в поношенном чёрном пиджаке универсальной сезонности шагал он рядом с замерщиком с записной книжкой в руках. Это был житель соседнего села Яков Романович Брайцев.

К вечеру, к всеобщему удовольствию, яровой клин был поделен. Дедушка мой за ужином, почёсывая пятернёй рыжеватую бороду, говорил: Понимающий человек этот Браец, мы почти неделю месили грязь на поле и всё без толку, а он за один день всё произвёл в порядок. Голова!"

К этому времени Яков Романович прожил на свете около пятидесяти лет. Непостоянна и коварна была его фортуна. Выходец из трудовой и трудолюбивой крестьянской семьи, благодаря своей неиссякаемой энергии, он поднялся было почти на предельную для разночинца ступень материального благополучия, но характерное для него равнодушие ко всему нажитому, непритязательность к своему быту и беспечность о завтрашнем дне низвели его до одинокого прозябания в старости и преждевременной кончины.

Родился Я. Р. Брайцев 19 февраля 1861 года в селе Забелышин той же волости Климовичского уезда Могилёвской губернии. Отец его, Роман Григорьевич, был человек замкнутого характера, но уважаемый за справедливость односельчанами. Всю свою жизнь во все времена года с раннего утра до глубокой ночи трудился он, чтобы поставить своих детей на ноги (а сыновей у него было трое) — "вывести в люди". В страдную пору, бывало, все односельчане лошадей в ночное отправят, а сами спать полягут, а Романова телега ещё скрипит где-то за гумнами.

Яков был первенец из трёх своих братьев и трёх сестёр. Родители его были неграмотные люди, но тот факт, что Роман Григорьевич сумел помочь своим сыновьям получить образование и два из них ещё при старом строе вышли в профессора, свидетельствует о незаурядной самобытности натуры этого человека. Надо сказать, что и Евдокия Фоминична оказалась достойной подругой и помощницей своему мужу и умной матерью детям.

В 70-х годах в Забелышине была открыта начальная школа - одна на всю волость - и Яков Романович был одним из первых её воспитанников.

Незаурядность натуры Брайцева-отца, прежде всего, проявилась в том, что он, будучи единственным работником-мужчиной в своей семье, не пример другим, более самостоятельным хозяевам в волости, определил сына, по окончании им сельской школы, в уездное училище с двухгодичным курсом обучения.

Окончание юношей Брайцевым этого училища, конечно, не могло открыть широкой перспективы в жизни. Долголетнее скрипение перьями в разного рода присутственных местах - вот обычный путь для всех тех, кто в своём общем развитии поднимался на ступеньку выше своей социальной среды. С этого пришлось начать и Якову Брайцеву. Он устроился помощником волостного писаря в своём селе на пятнадцатирублёвое жалованье в месяц.

Для Романа Григорьевича, который недоволен был в расходовании копейки, почему и не позволял себе такой роскоши, как смазывание дёгтем тележных осей, и пятнадцать рублей казались крупной суммой, поэтому, когда на третий год службы Якова в волости, приезжий из Волыни вербовщик рабочей силы сахарных заводов предложил ему должность счетовода в Тростянце и сын принял его предложение, отец решительно возразил против такого шага. Даже сорокарублёвое жалованье, обещанное вербовщиком, его не прельщало: "То журавль в небе. А здесь синица, но в руках. Мыслимо ли ехать хлопцу одному в белый свет, как в копейку. Не пущу!..."

И только после настоятельных просьб Якова (не обошлось без слёз) Роман Григорьевич с большой неохотой дал согласие на выдачу паспорта. В Тростянце у сахарозаводчика прослужил Брайцев два года и приехал домой с некоторыми сбережениями от своего заработка. Эти сбережения позволили ему в ту же осень податься в Москву, устроиться и окончить одногодичные бухгалтерские курсы. После курсов он снова на родине, но не надолго.

Здесь он знакомится с акушеркой местного приёмного покоя и вскоре увозит её в Москву, обвенчавшись с ней в пути. Прасковья Сергеевна была ему верной спутницей до конца своей сравнительно непродолжительной жизни.

В этот раз он уехал с рекомендательным письмом артёмовского помещика Гузовского к своему сыну об устройстве Якова Брайцева на работу. Письмо это выхлопотал отец Якова. И оно помогло.

Двадцать лет служил Яков Романович у известного цветочного предпринимателя Ноева в должности бухгалтера, главного бухгалтера и наконец, кем-то вроде управляющего всем цветочным предприятием. Заработок его продолжительный период выражался не в пятнадцать и не в сорок, а в пятьсот рублей в месяц. Это была вершина, кульминационный пункт, в материальном состоянии Брайцева. Свою жизнь в это время он называл роскошной.

Но ничто не вечно под луной. Праотец Адам, пресытившись райской жизнью, захотел сам стать в положение Бога и вкусил от дерева добра и зла. Вкусил и полетел в тартарары. Выгнали самовольника из рая вместе с жинкой, и стал он в поте лица добывать хлеб свой насущный, а Ева в болезнях рожать детей.

Вздумалось и Якову Романовичу конкурировать с самим Ноевым. Рассчитывая на накопленный капитал, он уходит от Ноева и в компании с каким-то Сидоровым затевает строительство собственной оранжереи. Сидоров был приглашён Брайцевым в партнёры как делец, и в этом, собственно, состоял его пай.

Но предпринимательская деятельность Ноева конкурента оборвалась в самом начале: компаньон, прихватив ЛЬВИНУЮ ДОЛЮ капитала Брайцева, скрылся в неизвестном направлении.

Вскоре умер отец Якова Романовича. Дома, в деревне, оставалась мать с младшей дочерью-подростком лет десяти. Она не в силах была одна справиться с хозяйством и написала сыну, чтобы он приезжал домой, в противном случае хозяйство придётся распродать. При таком стечении обстоятельств Яков Романович летом 1899 года приехал в Забелышин со своей семьёй - женой и тремя сыновьями: Дмитрием, Иваном, Георгием. Старшему, Дмитрию, в то время было десять лет, младшему, Георгию, — года четыре. В 1902 году у него родился четвёртый сын - Василий.

Итак, Яков Романович начал хозяйствовать. Отец оставил в наследство своим сыновьям два надела в селе из приобретённых от распродажи Забелышинского имения двенадцать десятин под лесом, кустарником и частично под лугом. Младшие братья Якова Романовича - Иван Романович и Василий Романович - на наследство отца не питали никаких намерений. Иван в то время имел дом, учёное звание профессора математики, а Василий - доцента медицинских наук. Они были достаточно обеспечены и землёй не интересовались. Якову Романовичу досталась только надельная земля, остальная перешла в наследство к младшей сестре Анне Романовне по запродажной, фактически безденежной, сделке.

В то время соседний помещик фон Гюббенет начал распродавать своё Ерошёвское имение. Сначала запродал местному еврею Номану Рабиновичу лес на корню на площади десятин полтораста. Яков Романович приобрел от этой распродажи десятин сорок, но пользовался этой землёю не долго. Вскоре он сам продал этот участок другим. При проведении в жизнь Столыпинской реформы, Забелышин разбился на хутора. Брайцеву был выделен участок десятин двенадцать. Там он построил избу, в которой и закончил свою жизнь.

Следует сказать, что жена Якова Романовича, Прасковья Сергеевна, умерла в 1902 году, вскоре после родов четвёртого сына — Василия. Предпринятая им попытка снова организовать семейную жизнь не увенчалась успехом. Он снова женился, но и вторая жена умерла.